Штурм бездны: Море - Дмитрий Валентинович Янковский
– Так точно! – хором ответили мы.
Бодрый в это время открыл один из контейнеров, и достал из него то, что я увидеть точно не ожидал. Это была ажурная двойная сфера гравитационного привода от малого глайдера, размером чуть больше крупного апельсина. Ее элементы были сдвинут полностью, обратный вектор силы равен нулю. Бодрый бросил ее в траву и принялся цеплять стропу с двумя комплектами альпинистских трапеций.
– Полетим? – догадался я.
– Да, – ответил Вершинский. – Удачное стечение обстоятельств. Чайка на свежем периоде, и восточный ветер. В море он будет сильнее, и вас достаточно быстро донесет до цели. Главное, не подниматься слишком высоко. Вряд ли платформа будет стрелять по столь незначительной цели ракетами, но рисковать не стоит.
И тут меня накрыло довольно мощной волной тревоги. Пожалуй, я только в этот момент осознал, насколько серьезное и опасное дело нам предстоит.
Глава 14. «СПАСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО»
Через пару часов небо окончательно затянуло низкими тучами. Ветер крепчал, и нас с Ксюшей несло на приводе, как на воздушном шаре, все дальше и дальше на запад. Мы висели на альпинистских подвесках, накрепко пристегнутые к приводу, Ксюша управляла вертикальной тягой, подкручивая верньер на тросике, а я держал ладонь на рукояти ножа, готовый при первом же намеке на смертельную опасность пустить себе кровь на расческу. Вершинский выдал мне поясной подсумок, чтобы я держал расческу в нем, а не в кармане, и велел прорезать отверстие в клапане, через которое часть расчески была видна. Стоило мне полоснуть по руке ножом и прижать рану к отверстию, как реликт сам устремится в кровь, сделав меня на время неуязвимым. Главное вовремя одернуть руку, чтобы не стать таким, какой стала Ксюша. А это могло произойти, прими я слишком большую дозу.
На нас были гидрокостюмы самой последней модели, с гермошлемами, тут уж Вершинский не поскупился, но пока мы не закрывали забрала, а то через них не поговоришь. Хотя, конечно, можно общаться жестами, но было лень.
Тучи неслись, казалось, над самыми нашими головами. Поначалу мы не взлетали выше тридцати метров, как велел Вершинский, но затем у Ксюши не выдержали нервы. Она не из трусливых, тем более с реликтом в крови, но когда портативный локатор показал, сколько биотехов стягивается к нам, мы все же поднялись на полных двести метров. Конечно, она заботилась обо мне. Ей взрыв повредить не мог, разве что уменьшил бы время периода, но она не хотела, чтобы я пострадал при неожиданном взрыве, пока еще не принял реликт.
Ясно было, что торпеды, ведущие нас под поверхностью океана, уже сообщили платформе о нашем приближении. Я их иногда видел не метками на экране радара, и темными силуэтами под серой поверхностью моря, когда они мелькали между пенными гребнями волн. Их было много.
Я невольно задумался о сути нашей миссии. Нам надо было уничтожить платформу. Сложно? Очень. Это не по силам охотникам с батипланами и бомбовыми установками, потому что боевое охранение из торпед и мин не даст ни одному подводному аппарату добраться до цели. О кораблях и речи быть не могло, о гравилетах тем более, а на пустые гравилеты, набравшись опыта, платформа давно реагировать перестала. Ее было не обезоружить ложными целями, не обезоружить, не принося человеческих жертв. И лишь мы с Ксюшей, обладая временной неуязвимостью, можем попробовать сделать это.
Страшно? Честно говоря, меня аж колотило, но я бы никогда этого не показал Ксюше. А она мне, даже если тоже боялась. Возможно, на это и рассчитывал Вершинский, поощряя наши отношения. Он был уверен, что мы станем спасать друг друга даже ценой собственной жизни. А заодно, в этом порыве, сможем спасти и все человечество.
В этом ведь и был смысл. Именно в этом, а не в уничтожении отдельно взятой платформы.
Любой смысл, заключенный в абстрактной идее, такой, как честь, достоинство, победа над страхом или спасение всего человечества, чаще всего, бывает предельно персонифицирован, заключен в противостоянии человека с отдельно взятым, понятным, совершенно материальным врагом. Но, вступая в противостояние с чем-то овеществленным, человек порой, иногда не осознавая этого, поднимает знамя огромной идеи, и действует, исходя из нее.
Я снова вспомнил о немецких фашистах, и о наших предках, вставших живой стеной против них. Каждый солдат, державший на прицеле фашиста, не просто готовился уничтожить личного врага. Каждый солдат, дравшийся с отдельно взятым фашистом, поднимал знамя спасения всего человечества от фашизма вообще, от самой идеи фашизма, овеществленной в одном человеке, вставшем на путь зла.
И я сейчас ощущал, пусть и очень тонкую, едва ощутимую, нить связи со своими далекими предками. Потому что платформа, которую мы намеревались убить, была не просто злобным монстром, притаившемся на морском дне. Она была настоящим хтоническим злом, как бы пафосно это ни звучало. Малой частью великого зла, сотворенного людьми и восставшего против них. А мы с Ксюшей, волей случая, стали единственными, кто мог бы сразиться с ним. Так получилось. Было в этом что-то от рыцарства и от древнего героизма.
Хотя, можно было бы обойтись и без этого пафоса. Все было проще, понятнее, но вместе с тем не теряло от этого важности. Ведь платформа на шельфе возле руин Одессы была, без преувеличения, ключом ко всему Черному морю. Уничтожив ее, рассеяв боевое охранение по обширной акватории, охотники получили бы возможность крушить биотехов с воздуха, беспрепятственно закидывая глубинными бомбами. Это был шанс за время жизни одного поколения очистить целое море от тварей, а затем, используя Черное море, как мощный форпост, очистить от биотехов и Средиземное море. А ведь это не шуточки, связать водным путем два континента – Европу и Африку. Это если не спасение человечества, то огромный шаг к нему. И судьба подарила возможность сделать этот шаг именно нам. Так время ли дрожать от страха?
– Твари стягиваются еще и с флангов, – гладя на радар, произнесла Ксюша. – Кажется, мы приближаемся к цели. Это уже охранение платформы.
– Возможно, но берега не видать, – ответил я. – Это плохо. Это значит, что мы сильно отклонились к югу, и нам придется двигаться под водой на север, пока радар не покажет платформу. Нас сомнут. Даже если я накачаюсь реликтом, это поможет лишь выжить, не победить, потому что близкий взрыв уничтожит и снаряжение, и оружие. Мы останемся голыми под водой. И твой период от каждого взрыва будет сокращаться.
– На несколько часов его точно хватит, – без особой уверенности в голосе ответила Ксюша. – Но в главном ты прав. Близкий взрыв сделает нас безоружными. Нельзя его допускать.
– Как же ты его не допустишь? Ну, какое-то время можно отстреливаться, но гарпуны закончатся, и тогда что?
Честно говоря, затея Вершинского казалась мне теперь совершенно невыполнимой. Ну как два человека, пусть даже неуязвимых, могут достигнуть платформы, оставаясь вооруженными? Никак! Торпеды будут напирать со всех сторон, гарпуны у нас скоро кончатся, а глубинные бомбочки детонируют от близких взрывов. С нас все сорвет, включая одежду, и мы останемся в глубине, голые и беспомощные. В лучшем случае нам удастся выжить, если у Ксюши не закончится текущий период от чрезмерных нагрузок.
И тут она меня огорошила заявлением.
– У меня есть идея, – произнесла она так тихо, что я едва расслышал ее голос за свистом ветра в ажурной сфере привода.
Честно говоря, у меня похолодело в груди. Мне Ксюшин тон не понравился. Не было в нем оптимизма, одна лишь голая решимость достигнуть цели.
Я глянул на нее вопросительно, не стал ничего переспрашивать, боялся выдать бушующие эмоции дрогнувшим голосом.
– Никакая тварь не станет взрываться рядом с платформой, – уверенно заявила Ксюша. – Нам просто надо добраться до нее раньше, чем нас торпедируют.
– Просто? – Тут уж я не выдержал, и сорвался на крик. – Это просто по-твоему?
– У нас другого выхода нет, – спокойно ответила Ксюша.
– У нас никакого выхода нет. Если бы
